Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали…
Товарищ, уходим далеко,
Подальше от грешной земли.

«Товарищ, не в силах я вахты стоять,-
Сказал кочегар кочегару,-
Огни в моих топках совсем прогорят;
В котлах не поднять мне уж пару,
 
Иди, заяви, что я заболел
И вахту не кончив, бросаю,
Я потом истек, от жары изомлел,
Работать нет сил, умираю!
 
Нет ветра сегодня, нет мочи стоять,
Согрелась вода, душно, жарко.
Термометр поднялся на сорок пять,
Без воздуха вся кочегарка!»
 
Товарищ ушел, он лопату схватил,
Собравши последние силы,
Дверь топки привычным толчком он открыл,
И пламя его озарило.

Лицо его, плечи, открытая грудь,
И пот с них струившийся градом,
Ах, если бы кто мог туда заглянуть,
Назвал кочегарку бы адом.
 
Котлы паровые зловеще гудят,
От силы паров содрогаясь,
Как тысячи змей струи пару шипят,
Из труб кое-где пробиваясь.
 
Окончив бросать, он напился воды -
Воды опресненной, нечистой,
С лица вытирая пот, сажи следы,
Услышал он бортмашиниста:
 
«Ты вахты не кончил, не смеешь бросать,
Механик тобой недоволен;
Ты к доктору должен пойти и сказать,
Лекарство он даст, если болен!»
 
За поручни слабой хватаясь рукой,
По трапу наверх он взбирался,
Идти за лекарством в приёмный покой
Не мог, от жары задыхался.
 
На палубу вышел, сознанья уж нет,
В глазах перед ним помутилось…
Увидел на миг ослепительный свет…
Упал… Сердце больше не билось.
 
К нему подбежали с холодной водой,
Стараясь привесть его в чувство,
Но доктор сказал, покачав головой:
«Бессильно здесь наше искусство…»
 
Я помню, механик вскричал: «Подлецу -
Задам я ему притворяться!»
И, ткнувши ногою в бок мертвецу,
Велел ему тотчас убраться.

"Не смейте Вы! — с ужасом доктор вскричал, -
  Он мертвый, совсем застывает!"
Механик смущенный тогда отвечал:
«А черт же их душу узнает!
 
Я думал, что он мне бессовестно врет,
Он не был похож на больного…
Когда бы я знал, что он в рейсе умрет,
Нанял бы на месте другого».
 
Всю ночь в лазарете покойник лежал,
В матросскую робу одетый.
В руках он дешевую свечку держал,
Воск таял, жарою согретый…

Проститься с товарищем утром пришли
Матросы, друзья кочегара,
Последний подарок ему поднесли -
Колосник горелый и ржавый.
 
К ногам привязали ему колосник,
И койкою труп обвернули,
Пришел корабельный священник-старик,
И слезы у многих сверкнули.
 
Был тих, неподвижен в тот миг океан,
Как зеркало воды блестели…
Явился помощник, пришел капитан,
И вечную память пропели.

Доску приподняли прощальной рукой,
И к дейдвуду тело скользнуло.
В пучине глубокой безвестной морской
Навеки, плеснув, утонуло.

Напрасно старушка ждет сына домой,
Ей скажут — она зарыдает.
А волны бегут от винта за кормой,
И след их вдали пропадает