Попытки говорить о духовном в современном кино, как правило, вязнут в фанатизме, социально-этнических битвах, пропаганде или морализаторстве. Сохранить баланс между личными духовными переживаниями и универсальными религиозными кодами удается единицам. Брюно Дюмон один из таких режиссеров, который даже поместив своих героев в жесткие рамки определенной конфессии, способен говорить о внутреннем и тонком.

Героиня «Хадевейх» — Селин фанатичная христианка глазами мирянина, однако для церковного мира ее форма преданности слишком радикальна. И в самом деле, самоистязание даже во имя Бога конфронтирует с христианским понятием смирения. Эта форма проявления веры типична другим религиям, по-этому неожиданное появления в жизни Селин духовного брата — ортодоксального мусульманина Нассира не удивляет ни саму Селин ни зрителя. В этом фильме Брюно Дюмон в удивительно сжатой форме показывает разницу подхода Христианства и Ислама к самой форме вероисповедания и, в то же самое время, единство Всевышнего для всех верующих. Так, в коротком диалоге между Селин и Нассиром в лесу по дороге в монастырь раскрывается суть вероисповеданий в трех ключевых словах «насилие», «невинность» и «любовь». А в общей молитве христианки Селин и двух мусульман Нассира и Ясина ярко показана вера, как единая субстанция, соединяющая душу с Всевышним. Вообще тема противоборства религий не является идей фильма. И все же, невозможно не отметить как точно режиссеру удалось показать, как процесс духовного самовыражения иногда отделяет нас от самого Духа.

Селин же в фильме стремиться не только к духу, но и к плоти Его. Это и есть второй конфликт фильма, который как раз и является, на мой взгляд, основным. Это конфликт души и разума. Уму непостижимы желания Селин, более того, желания эти идут против устоев ею же выбранной религии. Где есть страсть, смирение невозможно. Тем не менее, слова о своей любви к Христу из ее уст звучат хоть и эмоционально, но так крепко и непоколебимо, что пропадает какое либо сомнение. Твердо и осмысленно она решается на логический, с точки зрения ее духовного брата, шаг. Принести себя в жертву Христу, в доказательство своей любви и преданности и, как вознаграждение, получить милость быть с Ним. Этого хочет ее душа, а ум помалкивает, не упоминая об ответственности за самоубийство. Сама цель поступка должна снять с нее эту ответственность, он (поступок) ведь во благо, правда не понятно во благо ли человечества. Но это и не важно, она выбирает более короткий путь к любви Иисуса, путь, который заканчивается взрывом в метро.

За ним следует самая сбивающая зрителя сцена фильма. В третий раз мы видим с того же ракурса снятую панораму монастыря, с проясняющимся небом над ним. Впервые за весь фильм мы слышим музыку не как сюжетную составляющую. И первая мысль, одолевающая искушенного зрителя, что это flash back. Но не в стиле Брюно Дюмона развлекать зрителя такого рода приемами. Зритель его не интересует, а интересует Селин — Хадевейх со своей визионерской душой. Чтобы говорить о духовном причинно-следственные связи не уместны, так же, как не уместен и широкоэкранный формат и стерео звук, от которых автор отказался сознательно. Он говорит о сокровенном посредством линейного повествования, простоты изображения и строгости построения пространства в кадре. Чтоб ничего не отвлекало от сути.

Тем не менее, режиссер проявляет таки минимальную заботу о зрителе, вводя в сюжет полицейских, пришедших опросить Селин, и тем самым, возвращая нас в реальность. Жизнь героини продолжается на экране для зрителя, но не для самой Селин. Совершив поступок ради Христа, она не получила ожидаемого результата. Хороший урок земной логике! Внешне кажется, что и вера ее колеблется, придя в третий раз к статуе Иисуса, она рыдает о том что Он покинул ее и о невозможности за Ним угнаться. В отчаянии она решается на еще один радикальный шаг, который, в соответствии с христианской логикой, не должен ее привести к Иисусу. И тогда Иисус сам приходит к ней.

Здесь хотелось бы остановиться на персонаже, присутствие которого на экране оправданно только финальной сценой. Это тюремный рабочий, который и является, на мой взгляд, земным воплощением любимого Селин. Слишком много деталей указывают на его функцию, как то: им удерживаемый груз (как символ присутствия) на уровне окна кельи Селин, пока она не закончит молится; его заключение в тюрьму в день, когда Селин выгоняют из монастыря; его отсутствие все то время, пока Селин мечется в поисках Его. Каждое дальнейшее его появление в фильме легко интерпретируется с этой позиции. И вопрос матери: «Ты ведь никого не убил?». И его отрицательный ответ, за которым следует сцена планирования взрыва, сам взрыв и живая Селин во дворе монастыря. Финальная сцена фильма, с этой точки зрения, видится мне как вознаграждение в виде божественной благодати. Вознаграждение, потому что все поступки Селин были сделаны из духовных, а не умственных побуждений.